«Для вас это базар. Для меня – великий клуб».

В Барселону тогда не поехали ни телевидение наше, ни газеты – никто в нас не верил после 1:1 в Москве. Мы и сами-то полетели за счет «Эспаньола» – сыграть Лигу чемпионов и заодно сбор провести. После победы в нашу раздевалку зашли Дима Кузнецов, Игорь Корнеев, бывшие игроки ЦСКА, переехавшие в Испанию: «Вы не представляете, что сделали! Они здесь боги, несколько лет дома не проигрывали!»

– Почему при счете 0:2 вы выпустили именно Карсакова?

– Сюжет игры подсказал. В перерыве я сказал: «Барселонцы сильнее, зато избалованные. Это наш шанс». В итоге нам удалось перекрыть Роналда Кумана, чтобы он не делал свои длинные передачи Стоичкову. Ильшату Файзулину я велел: «На фланг не бегай. Встань с Куманом и говори с ним о жизни. Не давай ему начать атаку и думай, как его обыграть». В итоге Файзулин с Карсаковым устроили победный гол. Димка Карсаков – воспитанник «Торпедо», я приглашал его в юношескую сборную. Голова светлая, но медленный и без могучего здоровья. «Торпедо» от него освободилось – проблемы с сердцем. Мы его проверили: оказалось, с сердцем – это возрастное. Я и посоветовал его в ЦСКА.

Микаэль Лаудруп и Дмитрий Карсаков

– Почему Гришина еще до перерыва заменили?

– Он в игру не попал – бывает. Зато в первом матче с «Барсой» забил наш единственный мяч. В московской игре он отдавал передачи не хуже Кумана. Я потом признался Саше, что «Барселона» предлагала за него около миллиона, а я запросил пять – так высоко его ценил.

– При вас в ЦСКА раскрылся и Валерий Минько.

– Он же с Алтая, из небогатой семьи: сильный, но стеснительный. Переживал, если что не ладилось. Когда я привез его в юношескую сборную из Барнаула, мне говорили: «Зачем он тебе?» – «Характер есть, бежит хорошо, а технику поправим». В 1993-м Валера столкнулся с греком в игре за молодежку – почка оторвалась, держалась еле-еле. Греки хотели оставить его в своей клинике, чтобы быстро сделать операцию, а наши потащили в самолет. Одно слово: мудаки. Один знаменитый врач мне потом признался: «Спасло его только то, что привезли в мое дежурство». Еще лежа в больнице, Валера мне сказал: «Дали специальный корсет: буду играть с одной почкой». И дорос до первой сборной!

– Как отметили победу в Барселоне?

– Такая победа бывает раз в жизни, так что на ужин я попросил привезти водку, коньяк, виски, вино, пиво. Оставил это все ребятам и ушел. Возвращаюсь – весь крепкий алкоголь на месте. Утром говорю ребятам: «Будто не из России команда». Они только к пиву притронулись, а остальное сами не захотели. Похвалил их: «Видите, ведь можете же».

– При этом Дмитрий Быстров перед вылетом в Барселону не удержался.

– Жалко его: замечательный футболист, скорости бы – и в сборной бы заиграл. Застенчивый, а выпьет – совсем другой. Я ему сказал в аэропорту, куда он приехал выпивший: «Дим, ты куда летишь?» – «Два дня же до игры». – «Но на тебя вся Европа будет смотреть!» Я его прощал, зашивали его, он расшивался, к психологу его водили, и главное – он нужен был на поле, но есть же предел. «Собирайся и иди отсюда». Он покраснел, заплакал и ушел. В Барселону мы полетели без него. Когда вернулись в Москву, он приполз на коленях извиняться. Я ему: «Эх, а был бы сейчас героем».

– До «Барселоны» вы прошли «Викингур» из Рейкьявика. Чем Исландия запомнилась?

– На банкете перед игрой президент «Викингура» сказал: «Мы собираемся обыграть вашу команду и выйти в групповой раунд Лиги чемпионов». Меня это задело, я ответил: «Если мы вам проиграем, я брошу футбол и больше не буду тренировать». Потом разговорились, президент мне признался: у нас есть суперигрок – лось, 190 см, – но те же проблемы, что и у вас. Выпивает.

– Самое трудное, с чем столкнулись, став тренером ЦСКА?

– После чемпионства-91 из команды уехало десять человек, я заменил их молодыми ребятами, знакомыми мне по юношеской сборной, а оставшимся чемпионам сказал: «Будем играть по-новому – в быстрый футбол». Ветераны-то – Колотовкин, Колесников – с золотыми медалями, а тут пришла молодежь и они еще с ними носиться должны. В общем, перестраиваться не хотели. Я им: «Звезды уехали, а вас почему-то никто не взял. Я вам даю шанс: сыграть так, чтобы уехавшие вам завидовали». Ставил их в квадрат, у них не получалось, злились, бубнили, но постепенно втянулись – через год Мишку Колесникова взял «Спартак».

– Почему ЦСКА играл домашние матчи Лиги чемпионов в Германии, а не в Москве?

– В «Лужниках» снега по колено, нужна дивизия солдат, чтоб убрать, но никому до этого нет дела. Полковник Мурашко, управлявший клубом, даже билет в Цюрих на жеребьевку не взял. В итоге платили за аренду стадионов в Бохуме и Берлине. Наши войска из Германии потихонечку выводили, но там платили в марках, а не в рублях, поэтому наши старались задержаться подольше. Командующий нашими войсками в Германии оказался болельщиком ЦСКА. Посадил пять тысяч наших солдат в древние пазики и отправил из Вюнсдорфа в Бохум – через всю объединенную Германию! Вытянулись на несколько километров – парализовали все движение. Они еще и с красными флагами ехали – других-то нет. Взяли и военный оркестр, выступивший на стадионе перед игрой. В дороге затоварились шнапсом – и в таком виде прибыли на стадион. Наш командующий Бурлаков успокоил: «У меня в бундестаге есть знакомый. Замнем скандал». Там в итоге сказали: «Ничего страшного. Русские скоро уйдут из Германии».

– Сильно раздражало, что игроков ЦСКА продавали прямо по ходу группового раунда?

– А что я мог с этим поделать? Диму Харина в Брюгге я сам снял с игры. Он выбил палец в первом тайме и прибежал в раздевалку: «А-а-а, караул! У меня же контракт с «Челси»!» Я подошел к нему: «Не позорься. Ты ж у меня с детства играл и всегда был примером. Олимпиаду смотрел? Женщины в волейбол с перебитыми пальцами играют. Женщины!» – «Но у меня контракт». – «Тогда раздевайся и езжай в свою Англию». Выпустил второго вратаря Гутеева, а он так растерялся, что выбежал на поле в тапках. Пришлось переобуваться – второй тайм задержался на три минуты, и из-за этого нас оштрафовали на несколько тысяч.

– Когда вы узнали, что в Марселе команду отравили?

– Перед игрой в автобусе заснуло несколько человек. Уступили 0:6, хотя двумя неделями ранее с тем же «Марселем» сыграли в Берлине 1:1. О том, что в Лиге чемпионов нам будут в бутылки с водой добавлять психотропные препараты мы и подумать не могли, потому и не делали в Москве никаких анализов. Я списал наше поражение на волнение, а про отраву в воде через много лет сболтнул их защитник Эйдели. Там до игры другой повод для беспокойства возник.

– Какой?

– В Марсель добралось примерно двадцать пять наших болельщиков. Кажется, даже без паспортов. Голодные. Границу кое-как проходили – где-то проплыли, где-то проскочили. Их ловили, они убегали. Зашли перед игрой в наш отель. Все опрятные, бритые – чтоб не вызывать подозрений в поездах и автобусах. Сказали, что пробирались в Марсель несколько дней. Мы их, конечно, накормили, дали билеты в ложу для бывших футболистов и клубных сотрудников. Они пришли туда перед игрой – и давай орать: «ЦСКА – чемпион!» А в Марселе-то – шпана портовая. Они и потянулись к нашим со всего стадиона. И мы, и французы остановили разминку и уставились на трибуны. Двести французов окружили наших, а те встали спина к спине, отбились и погнали местных. Появилась полиция, успокоила наших, обыскала, ничего не нашла и охраняла их потом всю игру.

– Малюкову, Сергееву и Колотовкину перед игрой с «Марселем» предлагали деньги за поражение.

– И ко мне приходили – перед ничьей в Берлине. Один – француз, второй – русскоязычный, поляк или серб. Достали деньги из пакета: «Тебе этого на всю жизнь хватит». – «Я хочу спокойно жить и не позориться. Уходите отсюда по-хорошему». Выгнал их, через час приходят мои игроки: «Деньги предлагают за поражение. Что делать?» – «Ребята, игру покажут на всю страну. Потом вы по пьянке кому-нибудь признаетесь. Вас же проклянут и закончите с футболом. Что вам эти деньги? Пропьете, прогуляете, машину купите, а потом в тюрьму сядете. Давайте я вам лучше двойные премиальные выбью». Полковник Мурашко не хотел удваивать, но я надавил: «Твои, что ли, деньги? Клубные же». После 1:1 он выдавливал премии частями, так, по-моему, всего и не отдал.

– Почему вы ушли из ЦСКА?

– Рана на всю жизнь. Тот же Мурашко хотел продать в Испанию и другие страны даже тех молодых ребят, которые при мне заиграли в основе – Гришина, Бушманова, Файзулина, Машкарина. Я ему: «Да вы соображаете, что делаете? Десять человек из чемпионского состава продали, а где деньги? Если мы и новых ребят отпустим, где я вам замену найду? Это ж позор – детей продавать». – «Нет, надо как-то решать. Поставишь вместо них того-то и того-то». – «Да пошел ты». Начали воевать. Здороваться перестали. Мы вышли в финал Кубка, Мурашко испугался, что если выиграем – со мной будет труднее разобраться. Приехал накануне финала на базу: «Мы тебе больше не доверяем». – «Сыграем и уйду». – «Нет, уходи сейчас». После ужина я уехал. Игроки вступились: «Мы не выйдем играть без Костылева». В час ночи Мурашко мне звонит: «Гена, возвращайся». Часа в два – игроки: «Приезжайте. Без вас на финал не поедем». Я приехал в четыре утра – ребята не спят. «Отдохните хоть немного. Игра-то дневная». В итоге проиграли Кубок в серии пенальти.

– Игроков ЦСКА в итоге распродали.

– Их продавали уже новые ребята с деньгами, которые пришли в клуб. Но сначала они выгнали Мурашко. Отобрали машину у его сына, остановили и дали пинка под зад, и самому Мурашко сказали: «У тебя будут очень большие неприятности». Вытрясли из него какие-то деньги. Он потом ко мне пришел в слезах: «Какой я дурак». – «Сам всё развалил. Я-то работу найду, я тренер. А ты? Из армии выгнали, в футболе ты никто. Бери метлу и мети». У новых спонсоров пошла торговля – одних купили, других продали: Хохлова, Радимова, Шукова, Демченко. Всех, кого я привел в клуб бесплатно, когда им было по семнадцать. И мне сказали: «Заключил бы с ними агентское соглашение, мы бы дали тебе десять процентов». – «Я ж не торговец. Я приводил их не себе, а в ЦСКА. Для вас это базар, а для меня – великий клуб».

– Те спонсоры пришли в клуб с Александром Тархановым?

– Да. В 1994-м Садырин, с которым мы дружили со школы тренеров, ожидал, что вернется в ЦСКА, но людей, которые его знали, убрали из клуба и его прокатили, поставив тренером Тарханова.

– Как вы привели в ЦСКА Демченко, Хохлова и Радимова?

– Андрюшку Демченко мать не отпускала из Запорожья. Я приехал к ней и убедил, что ему будет лучше в ЦСКА. Она сказала сыну: «Доверяй Костылеву как отцу. А вам я разрешаю ему уши надрать и ремня дать, если что». Маму Радимова – стоматолога, по-моему – тоже еле-еле уговорили. Дима Хохлов спустя месяц в Москве заскучал: «Отпустите. Не могу без невесты». – «Смотри. Не пожалей». Через три месяца звонит: «Возьмите меня назад». – «А невеста?» – «Подкопим денег, перевезем ее в Москву». За Мамчуром, помню, приехал в Днепропетровск – а он среди шпаны в рабочем районе. Среди них он – авторитет, а меня увидел – сразу голову в плечи втянул. Застенчивый парень. Всех этих игроков я собрал в ЦСКА без трансферных выплат, только заставил полковника Мурашко дать немного тренерам, их воспитавшим – по паре-тройке тысяч долларов.

«Я три дня водил маму Радимова по московским ресторанам, только чтоб она сказала сынку: «Переходи».

Почему у меня все молодые раскрывались? Я понимал их философию, интересы, находил к ним подход. В Волгограде я жил на базе и от нечего делать устраивал дополнительные тренировки молодым игрокам «Ротора» – тому же Павлюченко. Через полгода «Ротор» выиграл турнир дублеров. Лет пять назад я консультировал академию «Динамо». Испанцы, заправлявшие там, советовали выгнать десять четырнадцатилетних игроков. Я сказал тренеру: «Не спеши. Давай с ними поработаем. Если что, перед испанцами я тебя отстою». В итоге та команда стала чемпионом Москвы, пять человек из нее взяли в юношескую сборную, а испанцы их всех выгнать хотели.

– Чему еще поразились в «Динамо»?

– Узнал, какую зарплату дали Кокорину и сказал: «Всё, вы его испортили». Нельзя такие деньги давать сопляку и при этом только хвалить его. Не так давно был случай: в одной большой московской команде появилась звезда. Ему сразу – десять тысяч долларов, а агент увез его на неделю. Клуб обыскался. Оказалось, агент ему устроил номер с девушкой и шампанским – чтоб отдохнул. Парню восемнадцать лет было. В той команде его уже нет.

– Президент «Ротора» Горюнов купил команде новый автобус, не расплатившись с долгами. Чем он еще вас удивил?

– Отправил меня на стадион «Олимпии», с шефом которой конфликтовал, чтобы я просмотрел их игрока – кажется, Адамова. Сказал: «Мне они его не продадут. Но я попробую его через Ростов забрать». Я несколько раз сходил и сказал: «Бесплатно он не пойдет, а у тебя денег нет. Давай лучше Павлюченко развивать».

– Про аргентинца Николаса Павловича вы рассказывали, что он жил в Москве с другом. Чем запомнились другие южноамериканцы «Сатурна» – Барихо, Гиньясу, Дельгадо, Монтенегро?

– Они были не шибко профессиональные. Вижу – с пивом сидят. Грожу им кулаком, а они мне: «Пиво можно. Больше-то ничего не пьем». Ребята нормальные, но можно же и своих таких найти. В «Сатурне» я курировал дубль, и, когда в основе стало некому забивать, посоветовал Никиту Баженова. В первой игре он – бам, и «Локомотиву» забил. Руководители говорят: «На него заявка из «Спартака» пришла». – «Да пусть играет. Молодой же, свой». – «Не, миллион долларов наличными дают. Пускай идет». – «Придется же искать форварда». – «Ничего. Купим кого-нибудь». Я говорил одному руководителю: «Может, лучше потерпеть и в своего вложиться? Самим же дешевле будет». – «Дешевле? Да мне даже выгоднее из-за рубежа игрока взять». В интернате «Сатурна» был Федор Смолов. Его отец пришел контракт подписывать, а ему какой-то мелкий руководитель говорит: «Вот агент. С ним подписывайте». – «Зачем? Я его в вашу команду привел, а не к этому агенту». И увел сына в «Динамо».

– Вы в качестве тренера дубля застали последний сезон «Москвы». Как это было изнутри?

– Проект был серьезный, шли в тройке, хотели базу в Мячково усовершенствовать, стадион в порядок привести, но сменилось руководство, пришел какой-то питерский: до смешного дошло. Он болел за «Зенит», приехал на игру «Москва» – «Зенит», «Москва» выиграла, а он хлопнул дверью, ни с кем не попрощался и уехал. Через несколько месяцев «Москву» закрыли. Потанин с Прохоровым разругались, стали пакостить друг другу, как дети. «Москву» выгнали с базы в Мячково, назначили такую аренду, что дешевле было ездить тренироваться в «Лужники».

– Вы родились в Константиновке Донецкой области. Бывали там после переезда в Москву?

– Один раз проездом: все разбито и заброшено. Отец приехал в Константиновку из Нижнего Новгорода, а мать – из Брянска, но через год началась война. Мои родители – оптики, работали на оптико-волоконном заводе, и после начала войны переехали в Лыткарино, где был такой же завод. Отец, молодой парень, был заместителем главного конструктора, имел бронь от армии, но порвал ее, пошел воевать и погиб под Харьковом.

– Чем детство в Лыткарино запомнилось?

– В нашем подъезде жило несколько немецких семей. После победы из Германии везли не только оборудование, но и заводских специалистов, а с ними – и их семьи. В конце восьмидесятых мать мне рассказала: «Помнишь своего друга Андреаса? Прилетал на симпозиум и попросил привезти его в Лыткарино. В Германии он профессор, главный оптик завода». В детстве я этого Андреаса отмазывал, когда его ребята во дворе пинали.

– Начинали вы в московской ФШМ, но в больших клубам не заиграли. Почему?

– Футбольная Москва тогда жировала, ФШМ могла себе позволить семерых игроков отпустить в волжскую «Энергию». Потом, когда за мной приезжали из армейских команд, меня прятали в волжском военкомате. Я любил московское «Торпедо», был близок к переходу туда, но случайно встретил на улице тренера горьковской «Волги»: посидели с ним, песни попели, а я ж непьющий был – утром выяснилось, что подписал заявление о переходе в «Волгу».

– А потом?

– Когда там начался развал, ушел директор завода, команда стала никому не нужна и я решил уходить. Меня позвали в минское «Динамо», шедшее на третьем месте. Летом 64-го я им праздник испортил – забил победный гол в день двадцатой годовщины освобождения Минска и, видно, запомнился тренеру «Динамо» Севидову. Прилетел в Минск, а команда в это время была в трехнедельном заграничном турне. Руководители клуба дали мне квартиру в центре Минска, я поскучал там два дня, а потом положил ключи в конверт, утром подсунул его под дверь Центрального совета и уехал.

– Почему?

– В семье случилась трагедия, дочь вскоре после рождения простыла, подхватила воспаление легких, а нужного лекарства не было. Не спасли. Через полгода знакомый врач сказал: «Привезли нужное лекарство. Сейчас бы мы ее вылечили». Стало мне не до футбола.

– С чем столкнулись на победном юношеском Евро-85?

– Перед турниром сделали игрокам анализ крови: пятнадцать из двадцати в плохом состоянии, играли-то не только за клуб, но и за область, за республику – вымотались. Врачи говорят: положение аховое, времени нет, что делать? Отвечаю: так я же в школе тренеров учился готовить игроков к турнирам. Спустя десять дней тренировок – новый анализ: состояние игроков – великолепное. Лидерами той команды были Андрей Кобелев, Вели Касумов и Дима Харин. Такая конкуренция, что Мостовой с Юраном даже в заявку не прошли. В группе – три победы из трех, а в финале накидали четыре мяча грекам.

– Два из них забил Мамука Панцулая. Как отреагировали, узнав, что ему и Зазе Ревишвили было больше шестнадцати лет?

– Спросил грузинских чиновников: у вас в каждом возрасте такое всплывает, для чего вы это делаете? За это же милиция должна отвечать, а не тренер. Показали документы игроков, они в порядке – и как мне быть? Я сразу заметил, что Панцулая и Ревишвили – слишком крепкие для своего возраста, и поехал в тбилисский интернат. Его начальник, знаменитый в прошлом футболист, мне сказал: «Мамой клянусь, все чисто». Привел меня на их занятия – вот, смотри, тренируются со своим возрастом. Сказал мне, что у Ревишвили папа – большой начальник, и ему нет смысла запихивать сына на класс ниже. Ревишвили потом стал чемпионом России с «Аланией», в Бельгии играл, а Панцулая сломался. До футбола он танцевал в народном ансамбле Грузии – ноги резкие, но мячом делиться не любил. Злился, когда я его сажал на лавку.

– Кто еще из той юношеской сборной не смог раскрыться?

– Полузащитник Игорь Литвиненко из днепропетровского интерната. В шестнадцать лет ориентировался на поле, как зрелый мастер. Доли секунды хватало, чтоб оценить ситуацию и отдать пас на шестьдесят метров в ноги партнеру. Божий дар. Но в его интернат кто-то занес наркотики, выпивку – и парень пропал. Для меня это была трагедия.

Валерий Минько, Евгений Варламов, Максим Боков и Андрей Новосадов

– Самый талантливый в чемпионской сборной-1990 – Щербаков?

– Конечно. Причем Сережку даже в сборную Украины не брали, я его случайно увидел в республиканском турнире. Злой, энергичный, бьет с обеих ног. Местные тренеры ворчали: «Да ну, он бестолковый». Я привез его в Новогорск, так он на первой тренировке чуть драку не устроил, когда мяч между ног пропустил. Я ему: «Чего кулаками-то машешь? Лучше учись». Он за несколько сборов все схватил. В полуфинале Евро Щербак издевался над англичанами: обвел защитника с вратарем, подкатил мяч на линию ворот, хотел задом закатить, совсем уж как во дворе, но хватило ума ногой забить. В атаке играл и другой парнишка с Украины: Женька Похлебаев. Талантливый форвард, но здоровья не хватало: в 97-м он потерял память из-за редкой болезни и закончил с футболом. А в финале того Евро Женька забил один из пенальти португальцам.

– Финал вам чем запомнился?

– Накануне матча португальцы сидели под нашими окнами и пели песни под гитару. Я сказал их тренеру Кейрушу: «Когда мы завтра после игры запоем, вы вообще не заснете». Мы обыграли их и поехали на молодежный чемпионат мира, где в полуфинале с Бразилией нас засудили на глазах у президента ФИФА Авеланжа, тоже бразильца. Я к Колоскову: «Подними шум!» – «Да ладно. Авеланж – мой друг, президент ФИФА». – «Ты за них, что ли? Езжай тогда туда и живи там».

– Самый стрессовый момент того чемпионата мира?

– На тренировке перед стартовым матчем основной вратарь Сашка Помазун вывернул палец. Смотрю на его сменщика Новосадова, а он аж бледный от волнения: «Чего ты волнуешься? В обороне все свои – Бушманов, Минько, Гущин: пробить не дадут, ты только подсказывай». Новосад вышел, и в первой же игре вывихнул плечо: пришлось резать руку и восстанавливать сустав. В итоге Помазуну обкололи руку новокаином, он засовывал ее в перчатку и играл – отбабахал весь турнир, первые два матча отстояв на ноль.

– Был же и третий вратарь – Тумилович.

– Он приехал – и первым делом: «А где деньги?» – «Ты что, барыга, на рынок приехал? Это ж чемпионат мира. Будут тебе деньги, ты бы сначала спросил – как играть будем». У меня к нему сразу антипатия появилась. Так я его и не выпустил. У Тумиловича психика неустойчивая. Для вратаря это беда. Мог достать мертвый мяч, а потом пропустить легкий.

– На турнире в Голландии двух ваших игроков арестовали за кражу в магазине. Что тогда случилось?

– Валюты, которую мы им дали, не хватило и они украли парфюм для своих девочек. Но хорошо, что полицейский оказался болельщиком, который видел нашу игру. Успокоил: «Да они украли-то мелочевку: ничего страшного». Я все равно предложил: скажи им, что в Европу их больше не пустят, чтоб испугались и запомнили это на всю жизнь. Те ребята потом играли за сборную России и сейчас работают тренерами.